Отделы в нашей фирме с давних пор умеренно конкурируют между собою, каждый из них владеет собственными тайнами и производственными секретами, но «внешней» информацией делятся честно, от сотрудничества не бегают, больших подлянок не подкидывают: все же-таки мы пальцы одной руки…
Не будет особой служебной оплошности для меня, если лавры и премии достанутся другому отделу, поскольку весь «профильный» объем работ, вываленный на нас непосредственно, мы выполняем исправно, а данный «непрофильный» всегда идет помимо санкций, ибо здесь, в дополнительном, противу табельных, усилии, наше обычно желчное руководство свято-святейше блюдет чистоту стимула: никаких кнутов, только пряник; но конечно же, я и без помощи кнута хотел бы забежать в первые, на этом кусочке бесконечного служебного марафона имени господина Мёбиуса. По логике вещей, в силу новой должности, на новом рабочем месте, меня отныне пореже бы должны посылать во всякие командировки, не мальчик уже… Оно так и есть, и замечательно. Оборотная сторона этой медали — в малоподвижном образе жизни, что я считаю для себя недопустимым. Исходя из такой недопустимости и будучи логиком, возобновил я регулярные походы в спортзал с качалкой и в тир, а то закисну, молодой, на сидячей работе… Не хотелось бы. Рассчитывал Жана с собою брать в спортзал, но он уже ангажирован детской спортивной школой, в футболисты метит, в нападающие. Вот это — по-моему, это отлично! Главное, чтобы увлечение спортом не превратилось в карьеру, ну а пока — пусть гоняет мяч, футбол — истинно мужская забава, это вам не этикет с политесами изучать, да ногами в ригодоне шаркать.
Вот кто меня не раздражает и никогда не выводит из себя — мои детки. Жан основательный такой мужичок, уравновешенный, строгий… Сядет напротив и по пунктам, дотошно выясняет все по интересующему его вопросу. Кто самый сильный: штангист, сумоист или боксер? Почему римляне использовали такие странные цифры вместо обыкновенных и кто их этому научил? Кто придумал части света? Почему говорят «более-менее», когда так вместе не бывает? Взопреешь отвечать на иные вопросы, но я стараюсь не уклоняться и счастлив быть многознающим папой. Кстати, этот парнишка, Гэри Отин, с которым они отчаянно дрались в первом классе, теперь его дружок, не разлей вода, я его часто у нас в гостях вижу. Ну, не часто, а чаще случайного, когда забегаю днем пообедать. Познакомились мы тогда, в разгар конфликта, с его родителями, мимолетно, не дружа: ровесники, мамочка его — так себе тетка, со всех сторон средняя, в присутствии мужа очень даже смирная, а папаша — быковатый такой, молчун, с меня ростом, но пошире будет… По-моему, из военных, я не стал уточнять; главное — что все хорошо разрешилось, для нас и для них. Элли — егоза невероятная, бывало, часами вьется в моем кабинете, и поет, и подметает, и что-то мне за шиворот льет, и причесывает, и требует отгадывать и загадывать — все мне в радость! А в дневное время, Ши рассказывала, запросто может целый табунок одноклассниц в дом привести, дескать, для заседания их женского клуба, где она председатель! Рехнуться. Но это днем, а вечером, естественно, вся энергия выплескивается в семью, или персонально на папу. Как устоять? Я свои дела и рисунки побоку — в ее выдумки с головой погружаюсь, она устали не знает — и я тоже. Тут и Жан не выдержит, подключится, и мы втроем действуем на просторах новой квартиры не хуже вулкана Кракатау. А уж если и Ши, позабыв про серьезность, оторвется от зеркала да от телефона, к нам в компанию, то конец света перестает казаться чем-то далеким и недостижимым…
Ну, правду сказать, в остальное время домочадцы дружно пеняют мне, что я слишком долго работаю, а дома — слишком часто отрешен, ничего не вижу, ни на что не реагирую… Отрешен… Нет, просто я думу думаю и рисовать ее пытаюсь. А как же мне иначе-то? Сплю я положенный минимум, работаю, сколько требуется, не пью, не хожу ни на футбол, ни на концерты, ни в сауну с пивом и сослуживцами, ни в преферанс с друзьями детства… И при всем при этом кручусь как заведенный с утра и до вечера. Когда мне рисовать-то?.. Вот и отрешен, что я в голове творю, обдумываю «живописные» идеи разного свойства и этажности.
Квартира у нас большая, гораздо просторнее прежней: детишкам по комнате, наша спальня, гостиная, запасная гостевая, чтобы, например, тестю с тещей переночевать при случае, мой кабинет, и так называемая «палата для буйных», где мы всей семьей иногда проводим вечера. Она — своего рода дублер чинной и солидной гостиной, место, где можно швыряться подушками, ронять крошки на ковер, проливать чернила и краски, включать одновременно диктофон, телевизор, плеер, телефон и музыкальный центр. Компьютера у нас четыре: два «детских», ноутбук для Шонны и мой гробина с наворотами. Общим семейным собранием постановили: «в буйной палате компьютерам не место». А для самих компьютеров Шонна установила детям лимит и расписание, чтобы, значит, не попали бедные крошки в компьютерную зависимость, не стали рабами и зомби международных злодеев, кто тщательно и планомерно подготавливает плацдарм для… Шонна и сама не очень-то верит в апокалипсические камлания всех наших троглодитов и чайников, но на всякий случай контролирует размеры увлечения… Даже меня иной раз пытается отвадить… Есть еще кухня, просторные коридоры, лоджия, балкон… Прикинуть общую сумму затрат, прошлых и будущих — так это очень дорогое жилищное удовольствие нас приютило, но мы справляемся, даже выкраиваем деньги на скромные путешествия, в пределах Отечества и зарубежные… Эх, а того чудесного северного приключения с Чилли Чейном уже не повторить… Мы с Шонной иногда вспоминаем о нем, но краешком, почти вскользь, дабы не расстраиваться лишнего… Время ушло, и даже Ши уже не подзуживает меня позвонить по заветному номеру, чтобы напомнить о нас… Эх… Зато ездили с Шонной в Париж, ходили по Монмартру, взбирались на Эйфелеву башню… Что меня больше всего поразило в Европе, до самых печенок пробрало… Нет, это не Версаль и не частые границы-загородки через два шага на третий, каждая с переменой государственных языков… В другом дело. Там-то, в Старом Свете, было весьма хорошо и любопытно для нас, впервые ставших иностранцами, но вот когда мы вернулись… Вот тогда-то, задним числом, торкнуло и меня, и Шонну самое главное и острое: пережитая и утраченная безмятежность, расслабленность. Стоило нам с Ши миновать в аэропорту досмотровые барьеры и вступить в родную действительность, как пахнуло на нас Бабилоном родимым: тревожность, настороженность, напряженность, готовность к агрессии со стороны окружающих. Если это иллюзия — то очень уж яркая. А… чушь, на самом-то деле, через день-два эти ощущения прошли бесследно, но они были, они нас захлестнули на краткий первый миг свидания с Родиной. Да, повторюсь: это самое безмятежное спокойствие, «нетревожное неожидание» европейских улиц — задело меня больше всего. А там, в Европе, я и не заметил перехода и разницы, принял как должное, разве что улыбался чаще, чем в Иневии.
Работа моя также предполагает владение компьютером на уровне уверенного пользователя и я запросто справляюсь, хотя рабочий комп — совсем иной системы, нежели домашний, он для меня уродец постылый: все время виснет, все время глючит, периодически его надо подстраивать да перенастраивать… Не то что мой добрый надежный Мак: включу — и он мне рад, а я ему, с полтычка друг друга понимаем… Но и на работе можно приспособиться к агрегату, от которого, все же, пользы гораздо больше, чем вреда.
Мальчики мои второй день в местной командировке: шарятся по библиотекам, собирают в конспекты весь славный путь страховой компании «Континентальный МегаПолис» и ее высшего руководства, все, что доступно на эту тему в открытых источниках, то есть в газетах, таблоидах, журналах, бюллетенях… Мелисса разобралась с детьми и медициной, тарабанит по клавишам в качестве машинистки-комбайнера, сводит добытые рыхлые колосья в тугие компактные снопы, а в перерывах заваривает мне кофе, бегает по моим просьбам в архив, отвечает на первичные телефонные звонки… Пасьянс раскладывать ей просто некогда. Мне тоже, хотя на любой придирчивый взгляд — сидит мужчина во цвете лет за письменным столом и тупым взглядом озирает поочередно монитор, стены, ногти на руках, толстые коленки секретарши, ничего полезного при этом не совершая. А то схватится за ручку или карандаш — и ну чертить каракули на листке формата А-4…
На самом деле — я не бездельничаю, я мыслю; этот процесс у меня с детства болезненно проходил, а с тех пор, как я пополнил когорту самых отъявленных умников славной фирмы «Сова», житья не стало мне от этих чертовых размышлений, потому что все вокруг уверены: я детектив со стажем, а теперь начальник, и мои мозговые усилия просто обязаны завершаться неким положительным результатом. Зеваки, лодыри, шерлапупы, мерзавцы, придурки, остолопы и вообще бараны! «Ну что, шеф? Как мы? Хотя бы на полкорпуса впереди?..» «А, Рик… Как дела, как семья? Ну, что, раскопал чего? Давай, давай, ребята у Жука что-то там такое нащупали, а твои отстают… Привет семье…» Вослед моей прежней должности, прилепился к моему отделу ярлык — зубами не отдерешь — хотя и неформальный он, не по номенклатуре: «детективный» отдел. Оно бы и почетно иной раз, но у руководства мозги — по крайней мере та их часть, те извилины, что направлены в сторону подчиненных, — всегда гладкие и прямые, без изысков: «детективный» — значит, по их части налет, туда всю фактуру скинь, все показания, пусть они займутся… Какой такой аналитический? Да хоть хренический: неделя сроку, об исполнении доложить.» Не шучу, прецеденты уже бывали. Терпи, либо табличку на дверь привинчивай, что следственно– аналитический, а не детективный. Но не поможет табличка. А самые юмористы еще любят говорить «дедуктивный». И первые же смеются.
